Что такое семиотика?

Where is the Life we have lost in living?
Where is the wisdom we have lost in knowledge?
Where is the knowledge we have lost in information?

T.S. Eliot. Chorus from "The Rock", I.

Чай, оцененный в процессе познания как ням-ням,
может не оказаться таковым, когда его попробуют.

Ч.У. Моррис. Значение и означивание.

Учась в Тартуском университете и затем читая лекции по семиотике в этом же университете, я часто сталкивался с одним и тем же вопросом. От самых разных людей я то и дело слышал: "Скажи, что такое семиотика?" С течением времени, для меня стало очевидно, что это нормальная реакция на само слово "семиотика". Никто в точности не знает, что такое семиотика и чем она занимается. Примечательно, что никто обычно не спрашивает: "Чем занимается математика?" или "Что изучает биология?" Предмет и задачи этих дисциплин кажутся очевидными по интуиции. (Хотя, может быть, это так только из-за того, что их проходят в школе?)

Всякий раз, пытаясь ответить на этот вопрос и объяснить, чем именно я занимаюсь, я обнаруживал, что сделать это не так-то легко. (Как правило, я просто увиливал от прямого ответа, говоря что-нибудь вроде того, что семиотика - это нечто среднее между филологией и философией.) Постепенно я стал понимать, что, в действительности, я сам не понимаю, что такое семиотика. Я стал размышлять над этим поразительным фактом. Ниже следуют плоды моих медитаций.

Три определения

1
Самым распространенным, классическим определением семиотики является определение по объекту: "Семиотика - это наука о знаках и/или знаковых системах". Однако, если мы взглянем на это определение более пристально, возникает вопрос: КТО устанавливает различие между знаками и не-знаками (условимся считать заранее, что 1) знаки ЕСТЬ и 2) мызнаем, ЧТО такое знаки).

Уже Блаженный Августин осознавал трудность разграничения вещей и знаков. С одной стороны, мы можем познавать вещи и говорить о вещах только с помощью знаков, заменяя вещи их обозначениями. С другой стороны, то, что обычно используется как знак, в некоторых ситуациях может восприниматься (и использоваться) как простая вещь. Например, можно почитать Библию как сакральный и символический объект, как сложный знак, нуждающийся в истолковании, а можно использовать Библию для того, чтобы убить кого-нибудь, ударив ею по голове. Точно так же, иногда люди наделяют особыми значениями вещи, для других совершенно не значимые. Приверженцы экзотических религий и параноики могут служить здесь примером.

Короче говоря, существует множество условий, которые определяют, где и когда мы рассматриваем или не рассматриваем некоторую вещь как знак. Это говорит о том, что знаковость по сути своей относительна, что она ПРОИЗВОДНА от каких-то других факторов (психологических, социальных, культурных и т.д.). Семиотику, однако, интересует феномен знаковости как таковой. Поэтому она обходит эту проблему и трактует знаковость безотносительно к порождающим ее условиям. Проблема ВЕЩЕЙ и, соответственно, проблема соотношения знак/вещь, по сути, не является семиотической проблемой (хотя она и провозглашается иногда основной проблемой семиотики).

Поскольку семиотика не имеет дела с незнаковой реальностью, она неспособна разрешить вопрос о существовании или несуществовании чего-либо помимо знаков. Или, говоря семиотически, не-знак мыслится тоже как знак, хотя и с чисто отрицательным содержанием.

Таким образом, семиотика - это средство рассмотрения чего угодно в качестве знаков и знаковых систем. Ее объектом является ВСЕ, что означает, что у нее ВООБЩЕ НЕТ ОБЪЕКТА (или, по крайней мере, нет своего специфического объекта).

2
Определение второго типа - определение по методу: "Семиотика - это приложение лингвистических методов к объектам иным, чем естественный язык". Что это значит? Это значит, что семиотика - это некоторый способ рассмотрения чего угодно как сконструированного и функционирующего подобно языку. В этом "подобно" - суть метода. Все может быть описано как язык (или как имеющее свой язык): система родства, карточные игры, жесты и мимика, кулинария, религиозные ритуалы и поведение насекомых. Семиотика, следовательно, - это перенос метафоры языка на любые неязыковые (с точки зрения обычного, "несемиотического" сознания) феномены. Одним из принципов, на которых основывается семиотика, является РАСШИРЕНИЕ ЗНАЧЕНИЯ ЛИНГВИСТИЧЕСКИХ ТЕРМИНОВ. Таким образом, метод семиотики - это рассмотрение чего угодно как метафоры языка или, говоря иначе, МЕТАФОРИЧЕСКОЕ ОПИСАНИЕ ЧЕГО УГОДНО В КАЧЕСТВЕ ЯЗЫКА.

3
Существует множество теорий, подчеркивающих важность языка как важнейшего измерения человеческого мира. Например, герменевтика в лице Х.Г. Гадамера считает язык (хотя и понимаемый не в таком широком и расплывчатом смысле, как в семиотике) "универсальной средой человеческого существования". Признание центральной роли, которую играет символический аппарат в человеческой деятельности, составляет рабочую основу многих направлений в психологии, социологии, антропологии и т.д. Никто однако, не называет эти науки семиотикой, да и сама семиотика активно противопоставляет себя всем этим дисциплинам. Почему?

Я полагаю, что дело здесь не только в том, что семиотика конституирует себя в качестве некоей метанауки (металогики по Пирсу и металингвистики по Ельмслеву). Метаисследования составляют лишь небольшой процент семиотической продукции, а сама семиотика распадается на множество частных под-дисциплин (См. об этом статью "Semiotics" в "Encyclopedic Dictionary of Semiotics" под редакцией Т. Себеока). Поэтому, как уже отмечалось, для большинства людей остается полной загадкой, чем именно занимается семиотика и каковы ее цели. Даже для университетских студентов семиотика, как она объясняется в книгах, кажется чем-то темным, заумным, переполненным специальными терминами, схемами и формулами.

Конечно, вполне законно на вопрос "Что такое семиотика?" ответить "Наука, занимающаяся знаками и знаковыми системами". Такой ответ, однако, кажется не удовлетворительным даже тем, кто отвечает.

Поэтому я хочу предложить еще одно определение семиотики - определение по субъекту. Семиотика как наука институциализируется самими семиотиками. Знаком семиотической ориентации научной работы (которая может быть посвящена чему угодно) является использование принятой семиотической терминологии (знак, код, сигнификация, семиозис и т.п.) вкупе со ссылками на другие семиотические труды. Таким образом, определение по субъекту может звучать так: "СЕМИОТИКА - ЭТО ТО, ЧТО ЛЮДИ, НАЗЫВАЮЩИЕ СЕБЯ СЕМИОТИКАМИ, НАЗЫВАЮТ СЕМИОТИКОЙ".

Основные подходы
Кроме понимания семиотики в духе третьего определения, возможно иное, расширительное толкование. Под семиотикой можно понимать такой подход к тексту (а текстом является любая вещь, рассмотренная семиотически), который концентрируется на его знаковой природе и пытается объяснить или истолковать его, как феномен языка. Согласно этому (расширительному) пониманию, семиотика реализуется во множестве различных подходов к тексту. По методологическим соображениям представляется уместным сгруппировать в три широкие категории, согласно тому, как они определяют текст и его связь со значением и/или смыслом.

1
Первый подход можно обозначить как ИММАНЕНТИЗМ. Текст рассматривается здесь как самодовлеющее и "сложным образом организованное целое" (Ю.М. Лотман), как некая квазипространственная конфигурация, образуемая формальными элементами разного порядка. Текст мыслится как иерархия уровней. Формальное (т.е. структура) и есть то, что порождает значение. Иерархия элементов и отношения между ними мыслятся как реально существующие до всякой аналитической процедуры и независимо от нее. Реципиент или аналитик лишь обнаруживают, выявляют то, что содержится в тексте. С наибольшей отчетливостью такой подход представлен в классическом структурализме.

(Имманентно могут рассматриваться не только отдельные тексты, но и процесс их порождения и функционирования. Ср., например, идею русских формалистов об имманентности литературного ряда или концепцию У. Эко о модельном (образцовом), или имманентном, читателе.)

Имманентное (структуральное) объяснение текста основывается на следующих презумпциях:

структуры, лежащие в основе текста, бессознательны и объективны;

они существуют независимо от наблюдателя;

их конституируют различия и оппозиции;

они универсальны и выступают как базовые схемы, или матрицы, определяющие возможность дискурсивности и функционирования каких бы то ни было образований сознания;

они организованы как язык;

и, как таковые, могут исследоваться методами семиотики как мета-лингвистики.

Будучи ориентированным на "точные науки", структурализм тяготеет к отрицанию сознания и субъекта. Как заметил еще в 60-х годах Поль Рикер: "Целью структурализма является дистанцировать, объективировать, отграничиться от личного отождествления исследователя со структурой института, мифа, ритуала и т.д." Значение, обнаруживаемое процедурой структурного анализа, сводится к чистой упорядоченности; смысл, как личная мысль или осмысленное переживание подменяется мыслью, отчужденной от себя в объективности кодов. Как говорит Рикер: "Структуралистская мысль оказывается мыслью, которая не мыслит".

2
Второй подход может быть назван "ИНТЕРТЕКСТУАЛИЗМОМ". Внимание смещается к отношению между текстами. Само понятие текста универсализируется: более или менее категорически утверждается, что весь мир есть текст.

Элементы, составляющие отдельный текст мыслятся как заимствованные из других текстов или отсылающие к ним. Не имманентная структура, но Отсылка и Цитата становятся главным предметом интереса и генератором текстовых значений. Анализ направляется не на отношение между элементами внутри текста, а на отношение между элементами и их констелляций внутри "семиотического универсума", который содержит в себе все реальные и потенциальные тексты.

Подобный пан-семиотизм, сопровождаемый ре-онтологизацией языка, терпит, однако, неизбежное фиаско, сталкиваясь с проблемой не-знаковой реальности. Как сказал в одном из своих классических трудов Х.Г. Гадамер: "Семантика /т.е. семиотика - Е.Г./ и герменевтика оставили всякие попытки выйти за пределы языка как первичной формы данности любого духовного опыта".

Логическим следствием этого факта является понятие нереферентного знака, т.е. знака, который отсылает только к другим знакам. (Ср. также бодрийяровские "симулякры", которые суть знаки, полностью замещающие собою реальность.)

Кроме того, интертекстуальный анализ размывает границы отдельного текста, растворяя его в безграничной "интертекстуальности". Эта тотальная открытость текста оборачивается его семантической пустотой. Она может произвольным образом заполняться читателем, использующим различные интерпретирующие коды, т.е. тексты, через которые он читает текст. Если критерии верификации оказываются размытыми, как это имеет место в деконструктивизме, наступает кризис истины. С утратой ориентации, сопровождающей этот кризис, мир-текст начинает казаться утратившим какой бы то ни было (определенный) смысл. В отличие от структуралистов, носители подобного психотипа описывают свою текстуальную практику не в терминах "науки", а в терминах игры и бегства от власти языка.

Весь "интертекстуализм" основывается на представлении о культуре как резервуаре значений, понимаемых в смысле информации, т.е. натурно данного знания. Поэтому процедура отыскания формальных лингвистических сходств (цитат, парафраз и т.п.) позволяет заключать о сходстве или тождестве смысла сопоставляемых текстовых сегментов. Культура сводится здесь к "уже-готовому знанию", части которого кочуют из одного текста в другой, что и образует "жизнь" культуры.

На уровне идеологии "интертекстуализма" (я не говорю здесь о действительной практике исследователя) проблема ПОНИМАНИЯ текста (т.е. реконструкции субъективной ситуации его порождения) представляется иррелевантной. Здесь опять, как и в структурализме, личная мысль в тексте считается невозможной: мысль всегда объективирована в знаках (в духе концепции "знакового ума" Пирса), а все знаки - "ничьи". Право на собственную мысль оказывается исключительной привилегией аналитика (который, тем самым, всегда "выше" или "умнее" тех, чьи тексты он анализирует).

3
Третий подход, который можно назвать "СЕМИОГОНИЧЕСКИМ", касается исследования семиозиса, т.е. проблемы возникновения знаковых структур из некоторой не- или до-знаковой реальности. Эта реальность обычно от отождествляется с природой (противополагаемой культуре) и обозначается как "жизнь", "инстинкт", "психика", "желание" и т.п.

Начиная с Бахтина, культурные акты рассматриваются в терминах постоянного взаимодействия, борьбы или диалога между культурой и ее иным. Внимание сдвигается к границам поля культуры, и проблематизация этих границ характеризует "семиогонические" подходы, самым влиятельным из которых остается психоанализ.

Главная проблема подходов этого типа - постоянное ускользание незнакового, которое, попадая в сферу анализа, немедленно означивается, утрачивая, тем самым, свою идентичность. Это приводит к тому, что аналитику приходится иметь дело с вторичными, превращенными и культурно данными формами, а вовсе не с "природными феноменами".

(На самом деле, трактовка (бес)сознательного как природного феномена влечет за собой его объектную интерпретацию. Это означает, что, пытаясь наблюдать (бес)сознательное, мы наблюдаем только его объектификации).

Философские основы семиотики
Исторически семиотика была создана представителями узкого круга научных дисциплин, прежде всего, логики, математики и лингвистики. Общим мировоззрением, определявшим построения отцов семиотики, был позитивизм, выступавший в формах прагматизма, утилитаризма, бихейвиоризма, (нео)кантианства и т.п.

Каковы же основные черты позитивизма?

Отрицание метафизики (только то, что доступно наблюдению, имеет значение для науки);

Отрицание онтологии и замена ее теорией и методологией познания (познание окончательной истины невозможно, можно лишь выдвигать вероятностные гипотезы на основе наблюдаемых данных);

Отрицание самоочевидности и связанный с этим рационализм (ничто не может быть познано непосредственно, все должно доказываться посредством процедуры логического вывода);

Отрицание субъективности и рассмотрение ее как простой помехи для объективного научного знания (абсолютное противопоставление субьекта и объекта);

Сильная концепция нормы (нормальными признаются только чувственный опыт и логическое мышление; все прочее - либо невежество, либо патология).

В своем знаменитом эссе "Вопросы, касающиеся некоторых способностей, приписываемых человеку" Чарлз Сендерс Пирс утверждал, что:

1. мы не обладаем способностью к интуиции, все знание вытекает из ранее полученного знания,

2. мы не обладаем способностью к интроспекции, все знание о внутреннем мире производится гипотетическим рассуждением на основе наблюдения внешних вещей, и

3. мы не можем думать без посредства знаков.

На прочном фундаменте этих тезисов он возводит все здание своей теории знаков. Согласно Пирсу, люди не имеют и не могут иметь непосредственного доступа к реальности. Знаки - это ни что иное, как универсальный посредник между человеческими умами и миром. Поскольку знаки культуры не являются частным достоянием отдельных индивидов, но разделяются обществом, именно общество устанавливает их значение. Таким образом, трансцендентальным принципом в философии Пирса является не интуиция (хотя бы в декартовском смысле), но общество, а критерием истины - социальный консенсус. Поскольку истина конвенциональна (т.е. является плодом общественной договоренности), задача Ученого и Философа состоит не в том, чтобы стремиться к познанию реальности, как она есть (поскольку такое познание по определению невозможно), но в прояснении принятых идей о ней.

Эта идея, переоткрытая логическими позитивистами и подкрепленная соссюровским настоянием на произвольности языкового знака, марксовым понятием о ложном сознании и фрейдовской концепцией бессознательного, стала рабочим базисом как для структурализма, так и для семиотики, и остается непоколебленной вплоть до наших дней. Даже пост-структурализм и деконструктивизм не осмелились поставить под вопрос эти старые истины.

Возможно, позитивизм являлся весьма прогрессивным мировоззрением, способствовавшим развитию науки XIX века. Времена, однако, меняются и наука меняется вместе с ними. В ходе "сдвига парадигмы", определившего особенности современной науки, было обнаружено, что механистическое и позитивистское мировоззрение является "крайне ограниченным и нуждающимся в коренном пересмотре" (я цитирую предисловие выдающегося современного физика и философа Фритьофа Капры к сборнику "Metaphores of Consciousness", 2-е издание, 1981).

Основные черты новой парадигмы, согласно Капре, таковы:

Снятие оппозиций субъект/объект и разум/материя;

Признание сознания-энергии сущностным аспектом вселенной;

Органический, целостный взгляд на мир;

Признание ограниченности всех рациональных подходов к реальности;

Принятие интуиции в качестве действенного способа познания;

Легитимация мистического и паранормального опыта.

В разработке принципов современной науки принимают участие представители самых разных научных дисциплин - от квантовой физики до антропологии и трансперсональной психологии. Более полный обзор становления "новой парадигмы" можно найти, например, в работах Станислава Грофа (см., в частности: Grof, S. Beyond the Brain. NY 1985; существует также русский перевод этой и других книг Грофа).

Представляется, что семиотика, с ее идеалом научной объективности, в своих исходных (часто неформулируемых) предпосылках остается в рамках мировоззрения, характерного для науки вчерашнего дня. Исключения немногочисленны: Отметим, к примеру, интерес позднего Ю.М. Лотмана (стимулированный в значительной степени работами И. Пригожина) к непредсказуемости и спонтанности в истории и культуре, что можно рассматривать как попытку ввести фактор сознания (хотя и трактуемый натурно) в сферу семиотического мышления. К сожалению, эти тенденции не получили дальнейшего развития, поскольку тартуская семиотика, видимо, умерла вместе с Лотманом. То, что происходит в Тарту сейчас - откровенная симуляция научной активности под видом "рефлексии над Тартуской школой".

Семиотика как состояние ума
Основополагающие понятия семиотики являются неопределимыми - подобно тому, как неопределимы базовые понятия математики, такие, как точка, множество, число и т.д. Кроме того, "знак" не может быть признан исходным понятием, поскольку это понятие уже является составным, разложимым на более простые. Знак состоит, по крайней мере, из "имени" (означающего), "референта" (означаемого) и "отношения" между ними. Любое обучение семиотике начинается, тем не менее, с объяснения "знака" как первичного объекта этой науки.

Юрий Шрейдер в одной из своих работ 1970-х годов предложил считать исходным (хотя также неопределимым) понятием семиотики не знак, а "знаковую ситуацию". Что это такое? Если объектом семиотики может быть все, что угодно, первый вопрос, который следует задать: "При каких условиях нечто воспринимается как знак, то есть семиотически?" Ситуация, когда нечто воспринимается кем-то как знак и называется семиотической ситуацией.

Очевидно, что такая ситуация имеет место, когда нечто воспринимается в его двойственности. Эту возможность удвоения Ю.М. Лотман называл "онтологической предпосылкой превращения мира предметов в мир знаков" ( Ю.М. Лотман. Избранные статьи. Таллинн: "Александра", 1993. Т.3, с. 308). Реализация этой возможности зависит, в свою очередь, от акта выбора - использовать или не использовать нечто в качестве знака, - что А.М. Пятигорский называет "психологической предпосылкой семиотической теории". Отсюда следует, что семиотическая ситуация характеризует не только и не столько свойства воспринимаемого "нечто", сколько ментальное состояние воспринимающего "некто".

Это, в сущности, означает, что семиотика есть ни что иное, как объектификация, или самовыражение, ума определенного типа. Это - дуалистическими ум, или ум в структуре двойственности. Если принять, что реальность - это нечто само-существующее, то, что просто ЕСТЬ - в себе и для себя, т.е. вне двойственности, то семиотика - создание и апологетическое само-утверждение слепого ума, отъединенного от реальности, неспособного увидеть ее, как она есть, без какого-либо посредства, т.е. ума в состоянии неведения.

Семиотика, онтологизируя "бинарные оппозиции" в качестве универсальной структуры познания, способна иметь дело только с иллюзорными, или относительно реальными, феноменами. Она отрицает существование более глубокой или высокой реальности, реальности за пределами культурных конвенций, реальности, как она есть. Семиотический ум, занимающий главенствующее положение в Западной культуре, по крайней мере, последние шесть столетий и действующий как почти универсальная "цензура понимания", озабочен тем, что, в действительности, нереально. (Более подробно этот вопрос освещается в превосходной монографии К. Свасьяна "Становление европейской науки". Ереван, 1990).

Не случайно, что проблемы идеологии и техник убеждения - одни из самых популярных проблем современной семиотики. И идеология, и убеждение имеют ту же природу, что и сама семиотика - существование того и другого возможно только в сфере неведения. Лишь те, кто не может видеть, что и каким образом реально, могут подвергаться убеждению и манипулированию. Я убежден, что такими людьми, как Будда или Христос, вообще невозможно манипулировать. Не случайно и то, что "семиокластические" (т.е. направленные на выявление и разрушение отношений власти, скрытых в языке) устремления Барта и Дерриды привели, в конечном итоге, к созданию очень сильных и агрессивных идеологий. Это было неизбежно, поскольку семиотика сама является идеологией, навязывающей узкое и исключительное мировоззрение своим незадачливым адептам.

Претензии семиотики служить универсальным ключом к "тайнам культуры" лежат в русле эволюции западной науки (по крайней мере, вплоть до недавнего времени), подменившей качество количеством, непосредственное видение вещей их "интерпретацией" и утерявшей способность ясного умо-зрения, которое было объявлено "ненаучным" и вытеснено близорукими догмами "позитивного знания".

Критика семиотического метода есть одновременно и критика науки, строящейся на принципах механицизма, позитивизма и исключения субъекта познания из сферы самого познания. Именно к такой науке приложимы слова Хайдеггера: "Наука не мыслит. Ее пути и средства таковы, что она не может мыслить. /.../ Благодаря тому, что наука не мыслит, она может утверждаться и прогрессировать в сфере своих исследований. /.../ Только когда признают, что науку и мысль разделяет пропасть, - их взаимоотношение станет подлинным" (Логос. М., 1991, #1, с. 50). Но если даже признать за наукой способность мышления, посчитав высказывание Хайдеггера экстравагантным парадоксом философа, то и тогда ее экзистенциальное значение остается весьма ограниченным.

Ибо, как сказал один индийский учитель: "Мыслить необходимо, но недостаточно. Нужно также уметь жить!" И, как сказал русский философ по поводу "психологической предпосылки семиотики": "Высказывания типа "мы живем в мире знаков" или "человек живет в мире знаков" являются такими же нереальными, как высказывания типа "человек живет в мире вещей" или "человек живет в мире идей". Более правильным было бы сказать, что "человек живет в мире выбора"". Жаль, что большинство людей, по-видимому, не осознают этот вдохновляющий факт.

И последний вопрос. Почему семиотика продолжает сохранять свою привлекательность? Одной из причин, по моему мнению, является то, что она делает жизнь более "понятной", а, следовательно, более предсказуемой и комфортабельной. Она служит эффективной психологической защитой - защитой против реальности. Реальность в своей наготе слишком ошеломляюща и слишком опасна для наших ограниченных "Я" и наших лелеемых "фиксированных идей". С ней гораздо легче иметь дело, если предварительно свести ее к "знакам".